Обжалование признания иска ответчиком
Трудовой спор, ответчик (работник) частично признал исковые требования работодателя по взысканию недостачи. Сейчас работодатель хочет обжаловать решение и попытаться взыскать всю сумму недостачи. Не получится ли так, что работник может отказаться в апелляции от признания иска и Истцу вообще будет отказано в удовлетворении иска? Может ли ответчик сейчас отказаться от признания части исковых требований до момента вступления решения в силу (т.е. до рассмотрения его в апелляции)?
Трудовой спор, ответчик (работник) частично признал исковые требования работодателя по взысканию недостачи.
Т.е. истец (работодатель) на взыскании суммы, которую работник не признал, не настаивал? А суд, соответственно, принял решение.
Не получится ли так, что работник может отказаться в апелляции от признания иска и Истцу вообще будет отказано в удовлетворении иска?
Ну тут ведь как — пусть отказывается. Доказательства он из дела сможет убрать?
Может ли ответчик сейчас отказаться от признания части исковых требований до момента вступления решения в силу (т.е. до рассмотрения его в апелляции)?
Может. Апелляционную жалобу пусть подает и отказывается.
Так у вас работник 30% признал, остальное нет и в остальной части суд отказал? Обжалуйте.
ответчик может в апелляции отказаться от признания части иска, данной в первой инстанции? есть такая практика?
Есть такая практика. Пацан хозяин своему слову. Захотел — дал, захотел — взял обратно. Ваши доказательства суд удовлетворят?
Так у вас работник 30% признал, остальное нет и в остальной части суд отказал? Да, так и есть.
Есть такая практика. Пацан хозяин своему слову. Захотел — дал, захотел — взял обратно. Ваши доказательства суд удовлетворят?
Как быть? Не хотелось бы потерять и 30 %, которые взыскал суд. Может если обжаловать только в части оставшихся 70%, то ответчик не сможет отказаться от признания 30% иска? Ведь в этой части мы решение не обжалуем. По доказательствам — после ревизии работник дал письменное соглашение о возврате недостачи согласно ст. 248 ТК РФ, но назвали этот документ «расписка», видимо поэтому суд его не принял во внимание. Хотя может еще из-за того, что по индивидуальной матер. ответ-ти работника невозможно было определить размер именно его недостачи (работали 2 работника посменно, после 6 мес. совместной работы проведена ревизия, а они менялись как им захочется).
forum.garant.ru
Признание иска ответчиком все ли очевидно?
Статья опубликована в журнале «Адвокат» №8, август 2015 года.
АННОТАЦИЯ: Адвокат коллегии «Форум» (г. Хабаровск) К.В. Бубон предлагает читателям свои рассуждения по поводу права ответчика на признание иска. Также автор обращает внимание на некоторые правовые последствия, наступающие, если ответчик примет такое решение. Предлагаемая работа содержит предположение, что действующее гражданское процессуальное законодательство не учитывает всех вариантов возможного правомерного поведения ответчика.
Ключевые слова: гражданский процесс; законность; право; права человека; признание иска; истец; ответчик; состязательный процесс; третье лицо; цель гражданского судопроизводства;
Признание иска ответчиком: всё ли очевидно?
Казалось бы, в законодательстве редко можно встретить что-то более простое, чем право ответчика на признание иска. Всем хорошо понятны и юридические последствия, которые наступают в случае, если ответчик решит воспользоваться этим правом. Однако если внимательно и вдумчиво перечитать закон, вопросы непременно возникнут.
Например: а что именно «признаёт» ответчик, принимая соответствующее решение? Не стоит спешить с ответом, потому что здесь «возможны варианты». Текст Гражданского процессуального кодекса РФ подсказывает нам, что для ответа на поставленный вопрос придётся отделить две разнородные категории одну от другой. Само по себе слово «признание» используется авторами текста ГПК для обозначения разных, не совпадающих друг с другом понятий.
Например, в соответствии с частями 2, 3 статьи 68 ГПК РФ «признание стороной обстоятельств, на которых другая сторона основывает свои требования или возражения, освобождает последнюю от необходимости дальнейшего доказывания этих обстоятельств. Признание заносится в протокол судебного заседания. Признание, изложенное в письменном заявлении, приобщается к материалам дела. В случае если у суда имеются основания полагать, что признание совершено в целях сокрытия действительных обстоятельств дела или под влиянием обмана, насилия, угрозы, добросовестного заблуждения, суд не принимает признание, о чем судом выносится определение. В этом случае данные обстоятельства подлежат доказыванию на общих основаниях».
Для сравнения приведу выдержки из текста статьи 39 ГПК РФ: «ответчик вправе признать иск». «Суд не принимает … признание иска ответчиком …, если это противоречит закону или нарушает права и законные интересы других лиц».
Совершенно очевидно, что речь идёт о двух разных правах ответчика. Он вправе согласиться с тем, как истец излагает обстоятельства дела (то есть признать фактическую сторону иска). Это отнюдь не означает, что он признаёт иск в смысле статьи 39 ГПК РФ, поскольку, в рамках тех же самых обстоятельств ответчик может придерживаться собственной юридической квалификации фактов и настаивать на применении не того закона, на который ссылается истец, а другого. Продолжение судебного спора о правах вполне возможно и при отсутствии спора о факте.
Справедливо ли обратное утверждение? Означает ли признание иска в смысле статьи 39 ГПК РФ, что ответчик также признаёт все без исключения фактические обстоятельства, на которые ссылается истец? В соответствии с первым побуждением, которое возникает при такой постановке вопроса, хотелось бы ответить, что да, если ответчик признаёт иск, то и всю фактическую сторону рассматриваемого судом дела он признаёт в той редакции, в которой её излагает истец. Например, этого мнения придерживаются авторы интересной статьи «Пределы реализации права на признание иска ответчиком» Стоянов В. Д. и Апаликов Н. С.:
«Такое процессуальное действие ответчика как признание иска представляет собой признание своей обязанности или ответственности, то есть адресованное суду безусловное согласие ответчика с материально-правовыми требованиями истца (третьего лица, заявляющего самостоятельные требования относительно предмета спора), выраженное в установленной процессуальным законом форме. Поскольку требование истца о защите права или интереса, т.е. иск опирается на определенные юридические факты, которые, по общему правилу, должен доказать сам истец, то признание ответчиком иска есть не что иное, как признание им этих самых фактов, которыми противная сторона обосновывает свои требования. Распорядительный характер права на признание иска проявляется в том, что при отсутствии у суда сомнений в достоверном и свободном волеизъявлении ответчика, рассмотрение дела завершается вынесением судебного решения без проведения по нему судебного разбирательства (ч. 3 ст. 68, абз. 2 ч. 4 ст. 198 ГПК РФ)» (1).
В этой же работе авторы формулируют и отличия между признанием изложенных истцом обстоятельств в смысле статьи 68 ГПК РФ и признанием иска в смысле статьи 39 ГПК РФ. В частности, они пишут:
«При наличии признания ответчиком определенных фактов отсутствует признание иска в целом, даже если ответчик признал все факты, кроме одного. С другой стороны, признание иска означает согласие и признание ответчиком абсолютно всех фактов, на которые указывает истец» (2).
Я подчёркиваю, что приведённая работа заслуживает внимания, однако меня не полностью удовлетворили сделанные в ней выводы. В частности, на мой взгляд, авторы Стоянов В. Д. и Апаликов Н. С. чрезмерно сближают эти две разновидности признания. Я полагаю, очевидно, что признание иска в смысле статьи 39 ГПК РФ не может сводиться к простому признанию всей совокупности фактов и обстоятельств дела. Этот вывод я делаю на том основании, что кроме них (либо помимо них, о чём речь пойдёт далее), признающая иск сторона соглашается и с юридической квалификацией и с правовыми последствиями иска, а это важнее, чем просто те обстоятельства, которые легли в основу спора.
Продолжая рассуждения, я хотел бы обратить внимание также на некоторые общие черты, имеющиеся у признания фактов и признания иска. В соответствии с частью 2 статьи 39 ГПК РФ «суд не принимает признание иска ответчиком, если это противоречит закону или нарушает права и законные интересы других лиц». В соответствии с частью 3 статьи 68 ГПК РФ «в случае, если у суда имеются основания полагать, что признание совершено в целях сокрытия действительных обстоятельств дела или под влиянием обмана, насилия, угрозы, добросовестного заблуждения, суд не принимает признание, о чем судом выносится определение. В этом случае данные обстоятельства подлежат доказыванию на общих основаниях».
Обобщённо можно сказать, что оба права имеют свои ограничения. При этом право ответчика на признание иска (в смысле ст. 39 ГПК РФ) ограничивается в связи с правами и интересами других лиц либо принципом законности (который на практике зачастую представляет собой воплощение публичного интереса).
Право же на признание фактов ограничено соображениями установления истины по делу (на это указывает ссылка на возможное «сокрытие действительных обстоятельств»), а также собственными интересами лица, которое соглашается с фактами, представленными противоположной стороной.
Получается довольно мудрёная конструкция, из которой сложно сделать какой-то однозначный и твёрдый вывод о соотношении между собой этих двух разновидностей «признания». Остановимся пока на том, что сторона ответчика вольна признавать как отдельно факты (возражая против их юридической интерпретации), так и иск в целом. Оба эти права ограничены законом, но имеющиеся ограничения опираются на разные, почти не соотносимые друг с другом основания.
Сложность и неоднозначность части 3 статьи 68 ГПК РФ состоит в том, что в соответствии с принципами диспозитивности и состязательности, а также по смыслу статьи 56 ГПК РФ обязанность доказывания лежит на сторонах. Трудно представить себе, каким образом у суда могут возникнуть свои собственные основания полагать, что согласованные действия сторон предпринимаются с целью «сокрытия действительных обстоятельств дела».
Здесь следует сделать одно существенное отступление: признание ответчиком факта с целью «сокрытия действительных обстоятельств» возможно только в том случае, если истец преследует аналогичную цель, когда утверждает тот же самый факт со своей стороны. Ведь инициатива по обсуждению факта исходит в этом случае от истца. Гражданский процессуальный кодекс довольно недвусмысленно имеет в виду ситуацию, когда стороны пытаются согласованными действиями установить определённые обстоятельства и утвердить их юридической силой судебного решения. При этом закон воспринимает такие действия как нечто, чему следует всячески противостоять, ведь, согласно закону, суд в этом случае «не принимает признание». Также он «не принимает признание» и в случае «добросовестного заблуждения(3)» стороны. Выходит, что эта норма обязывает суд в отдельных случаях быть более осведомлённым об обстоятельствах дела, чем даже сами стороны спора!
Но этим «тонкости» вопроса не исчерпываются! Очевидно следующее: «не принятие признания» судом отнюдь не означает, что этот факт полностью отвергается. Более того, впоследствии он может фигурировать в описательно-мотивировочной части решения, как доказанный. Довольно ясно, что в немалой степени его юридическая судьба зависит от степени активности ответчика по опровержению этого факта. То есть, игнорировать волю сторон здесь не получится, с какой стороны ни подходи.
Тем временем статья 12 Гражданского процессуального кодекса утверждает, что правосудие по гражданским делам осуществляется на основе состязательности и равноправия сторон. Роль суда описана в общих чертах достаточно ясно: он, «Сохраняя независимость, объективность и беспристрастность, осуществляет руководство процессом, разъясняет лицам, участвующим в деле, их права и обязанности, предупреждает о последствиях совершения или несовершения процессуальных действий, оказывает лицам, участвующим в деле, содействие в реализации их прав, создает условия для всестороннего и полного исследования доказательств, установления фактических обстоятельств и правильного применения законодательства при рассмотрении и разрешении гражданских дел(4)».
Сопоставляя приведённые выше нормы, мы можем разве что констатировать, что законодатель не пришёл к окончательному выводу, обязан ли судья быть активнее сторон в сфере установления обстоятельств дела. Декларируя процесс, в общем, как «состязательный», законодатель «в деталях» оставил «активного судью», то есть такого, который должен лучше сторон знать, когда одна из них «добросовестно заблуждается», а когда имеет место сговор с целью «сокрытия действительных обстоятельств». При этом механизм сформирован таким образом, что принимать решение по этому поводу судье придётся задолго до своего удаления в совещательную комнату.
Одновременно статья 56 ГПК РФ всё же возлагает обязанность доказывания на стороны. Оговорка о том, что суд «выносит обстоятельства на обсуждение, даже если стороны на какие-либо из них не ссылались», довольно слабая, потому что суд далеко не всегда осведомлён о наличии каких-либо новых обстоятельств, подлежащих исследованию.
Оговорюсь, что под «сговором» сторон с целью установления определённых обстоятельств я не предлагаю понимать их буквальное, прямое сотрудничество. Гораздо проще представить себе ситуацию, при которой обеим сторонам даже в условиях принципиальнейшего противостояния невыгодно раскрывать некоторые факты. Либо наоборот, обе стороны в равной степени заинтересованы представить какую-либо информацию в определённом свете. Очевидно, что есть все основания констатировать противоречивость позиции российского законодателя по вопросу об «активном судье», который доискивался бы истины иногда даже вопреки согласованной воле сторон.
Я хотел бы отдельно оговориться: по смыслу части 3 статьи 68 ГПК РФ, суд обязан противостоять любым попыткам сторон согласованно скрыть какие-то обстоятельства. Это справедливо даже для тех случаев, когда «скрытые» или, наоборот, «сформированные» сторонами обстоятельства, имеют отношение только к интересам самих этих сторон. Суд не принимает «недобросовестного» признания фактов даже тогда, когда такое признание вообще не затрагивает интересов посторонних лиц. Таким образом, буквально устанавливается государственная монополия на истину. Формально говоря, стороны не имеют возможности договориться и «задним числом» признать истинным какой-либо факт даже тогда, когда это касается только их собственных интересов.
Как вытекает из предыдущего абзаца, факты в гражданском процессе в некоторых случаях устанавливаются не только в интересах сторон. С моей точки зрения, это очень интересно – установление обстоятельств дела согласно российскому ГПК, производится в интересах сторон плюс в интересах истины, которая «принадлежит государству», даже тогда, когда обе стороны не нуждаются в том, чтобы некоторые факты фигурировали бы в описательно-мотивировочной части судебного решения. Такая конфигурация неизбежно вносит, и будет вносить в гражданский процесс дух публично-правовых, а не частных отношений.
Всегда ли справедливо такое положение вещей – отдельный вопрос, и мы коснёмся его позже. Сказанное выше отнюдь не исчерпывает избранной темы! Сейчас я предлагаю вернуться к признанию иска в смысле статьи 39 ГПК РФ. По сравнению с признанием факта, право на признание иска в целом (в смысле статьи 39 ГПК РФ) ограничено в соответствии с иными принципами, а именно оно ставится в зависимость от законности и от прав и интересов других лиц!
В целом, прочтение этой статьи закона оставляет впечатление, что процесс доказывания не так уж и прочно связан с разрешением тех материально-правовых отношений, которые составляют предмет судебного спора! Признавая иск в целом, ответчик как бы «покрывает» те фактические обстоятельства, которые истец первоначально положил в основу своих требований, то есть как бы отодвигает их «на второй план». Здесь я хотел бы оговориться – ответчик при этом не обязательно подробно «признаёт» все обстоятельства, на которые ссылается истец. Признание иска в смысле ст. 39 ГПК РФ – это прежде всего согласие на наступление определённых правовых последствий в материально-правовом смысле (то есть по существу спора). «Признаются» ли при этом «все обстоятельства» или нет – об этом мы поговорим ниже. А может быть, признание иска – это вообще способ разрешения спора вне какой-либо связи с обстоятельствами дела?
Можно даже «поставить вопрос ребром»: может ли признание иска в смысле статьи 39 ГПК РФ служить средством «сокрытия действительных обстоятельств дела»?
Давайте обратим внимание, что ГПК РФ вовсе не содержит предписания суду о том, чтобы он не принимал признание иска ответчиком по мотивам избежания «сокрытия действительных обстоятельств дела». Из этого вытекает разделение двух различных процессуальных ситуаций: в одном случае (5) судья, разбирающий гражданское дело, вынужден ограничивать сторону в признании фактов для того, чтобы стороны согласованно не скрыли некоторые обстоятельства. При этом, решая вопрос, «скрывают» стороны обстоятельства или «не скрывают», судья вынужден отчасти заранее предопределять значение некоторых доказательств, что неизбежно.
В другом случае (6), когда ответчик признаёт иск целиком, в смысле статьи 39 ГПК РФ, судья не очень-то и связан соображениями о том, скрываются ли при этом какие-либо обстоятельства или не скрываются. Даже более того, часть 2 пункта 4 статьи 198 ГПК РФ прямо указывает, что «в случае признания иска ответчиком в мотивировочной части решения суда может быть указано только на признание иска и принятие его судом».
С одной стороны, это объяснимо. Гражданское судопроизводство предназначено для урегулирования материально-правовых отношений между гражданами. По этой причине процессуальные права граждан являются, скорее, «обслуживающими» по отношению к распорядительным полномочиям граждан в отношении их материальных прав.
Иными словами, если гражданин – ответчик решил добровольно распорядиться тем материальным правом, которое оспаривает у него истец, и уступить ему (истцу) это право, то такая «как бы сделка» признаётся допустимой в соответствии с ГПК РФ. Она признаётся допустимой даже в том случае, когда фактические обстоятельства дела, если бы они были исследованы, могли бы свидетельствовать о необходимости принятия противоположного решения. Ответчик распорядился своим материальным правом вне зависимости от реальных фактических обстоятельств, а мог бы просто передать его истцу или подарить. Мировое соглашение почти любого содержания вообще не нуждается в обосновании его фактическими обстоятельствами.
Если же стороны предпримут попытку достичь того же правового результата посредством согласованного формирования у суда определённой информационной картины (то есть начнут синхронно признавать те обстоятельства, которые ведут к принятию запланированного ими решения), то такие действия могут встретить противодействие суда на том основании, что стороны пытаются «скрыть действительные обстоятельства дела»! Очевидно, что собирание фактов по делу вовсе не служит сторонам для того, чтобы они распоряжались своими материальными правами.
Факты необходимы суду на тот случай, если распоряжаться предметом иска придётся в недобровольном порядке, раз уж достоверность установленных обстоятельств считается у нас одним из критериев правомерности принятого судом решения. Правда, сама эта «достоверность обстоятельств» тоже зависит главным образом от деятельности сторон, но мы уже говорили об этом ранее (7), и я не вижу причин повторяться здесь ещё раз.
Но вот как быть, если ситуация складывается ровно противоположным образом? Как быть, если ответчик готов принять на себя материально-правовые обязательства (или воздержаться от действий), как того требует истец, но при этом ссылается на другие фактические обстоятельства либо вообще отрицает обстоятельства, изложенные истцом? Насколько всё же прочна связь между истинностью обстоятельств, установленных судом, и авторитетом его конечного решения?
Я полагаю, что ответ на этот вопрос имеет как теоретическую, так и практическую ценность, ведь речь идёт о том, что ответчик в одностороннем порядке готов распорядиться неким своим материально-правовым полномочием (правом). Он готов воспользоваться для этой цели своим процессуальным правом на признание иска. Ведь процессуальные права находятся в подчинённом положении по отношению к материально-правовым, не так ли? В соответствии с принципом диспозитивности, ответчик вправе самостоятельно распоряжаться как своими материальными, так и своими процессуальными правами.
Конечно, истец может настаивать на достижении не только материально-правового результата, но и на установлении определённых юридических фактов. Однако в каждом конкретном деле истцу отнюдь не гарантировано, что он найдёт достаточные доказательства для того, чтобы эти факты были установлены.
Давайте ещё раз вернёмся к этому вопросу: как быть, если ответчик готов принять на себя материально-правовые обязательства в соответствии с требованиями истца, но не готов признать достоверными те обстоятельства, которые лежат в основе иска? Наиболее очевидным ответом было бы заключение мирового соглашения, однако ни одну из сторон нельзя обязать подписать этот документ. Каждый, в том числе и истец, может отказаться от мира, хотя бы из упрямства. Кроме того, у истца могут быть превратные представления о достаточности имеющихся у него доказательств.
У ответчика же могут быть вполне серьёзные мотивы для подобного поведения (признания иска) – начиная от желания урегулировать спор, не жертвуя при этом личными отношениями, и заканчивая стремлением избежать последствий, указанных в части 2 статьи 61 ГПК РФ. Иногда – то и другое вместе. Напомню, что в соответствии с ч.2 ст.61 ГПК РФ «обстоятельства, установленные вступившим в законную силу судебным постановлением по ранее рассмотренному делу, обязательны для суда. Указанные обстоятельства не доказываются вновь и не подлежат оспариванию при рассмотрении другого дела, в котором участвуют те же лица».
Если мы будем подходить к признанию ответчиком иска с той позиции, что при этом он одновременно признаёт и все без исключения обстоятельства дела, то нам придётся быть последовательными и рассмотреть всю эту ситуацию с точки зрения применимости этой, неприятной для ответчика, нормы ГПК РФ. Выходит, что чисто процессуальная, формальная целесообразность в данном случае препятствует ответчику в свободном распоряжении своим материальным правом или обязанностью, являющимися главным предметом спора. Он вынужден будет распоряжаться ими не добровольно, а сообразуясь с теми фактами и доводами, которые изложил истец. Думаю, нет смысла делать отдельную оговорку о том, что ситуация в изложении истца – это далеко не всегда образец чистейшей правдивости.
Предположим, что в законе будет более чётко прописано, что ответчик вправе признавать иск с оговоркой, что он не признаёт фактические обстоятельства, на которых тот основан. В этом случае мне могут возразить, что это ущемляет интересы истца в том случае, если он настаивает на установлении этих обстоятельств. Например, истец может иметь в виду, что эти же обстоятельства он намерен использовать как установленные в последующих судопроизводствах в соответствии с частью 2 статьи 61 ГПК РФ. Однако, на тот момент, когда ответчик заявит о своём согласии исполнить требования истца в их материально-правовой части, доказательства, имеющиеся в деле, не обязательно будут на стороне истца!
Для целей этой статьи можно представить себе гипотетическую ситуацию, при которой суд не принимает признание ответчиком иска на том основании, что тот возражает против изложенных истцом обстоятельств (хотя ответчик и готов исполнить материально-правовую часть требований истца по существу). В этом случае в ходе дальнейшего судебного разбирательства истцу вполне может не хватить доказательств в обоснование своих требований. Если цель «установления истины» преобладает над целью урегулирования правоотношений между гражданами, последовательный в своих действиях судья может отказать даже в удовлетворении тех требований, против которых ответчик прежде не возражал (а возражал только против фактов, на которых они основаны).
Если к признанию «материально-правовой» стороны иска чрезмерно жёстко привязать и признание его «фактической стороны», тогда можно будет сделать ещё более удивительные выводы. Например, легко заметить, что, когда судья принимает заявление ответчика о признании иска, он не предупреждает его, что одновременно тот признаёт и некоторые фактические обстоятельства, которые истец может использовать против него при заявлении последующих исков.
Означает ли это, что всё наоборот, и что ответчик, признавая материально-правовые требования истца приемлемыми для себя, вовсе не признаёт фактическую сторону иска? Как мы видим, в литературе встречается противоположная точка зрения (8), а закон не содержит подробно прописанного ответа на этот вопрос. Я склонен полагать, что, принимая у ответчика признание иска, суд мог бы подробнее обсуждать вопрос о том, что именно тот признаёт.
Приведу практический пример:
Гражданка Н.была уволена из предприятия ООО «Запад-Восток» за прогул. Она обратилась в суд с иском к бывшему работодателю об изменении основания увольнения и компенсации морального вреда. Ответчик, ООО «Запад-Восток» (9), признал иск, ссылаясь на свою готовность в добровольном порядке изменить основания увольнения, а также на стремление сохранить добрые деловые отношения с Н. Ответчик, признавая иск, не утверждал, что прогула не было, а ссылался только на свою добрую волю. Кроме того, по указанным причинам, ответчик не признал требования о компенсации морального вреда, полагая, что моральный вред истцу причинён не был.
При удовлетворении иска суд исходил из признания ответчиком иска. При этом суд воспринял готовность бывшего работодателя добровольно оформить увольнение истца по собственному желанию как признание предприятием тех обстоятельств, которые были изложены в исковом заявлении (то есть как признание отсутствия прогула). Поскольку компенсация морального вреда вытекала из нарушения трудовых прав работника (а суд воспринял позицию ответчика именно как фактическое признание такого нарушения), то были удовлетворены и требования о компенсации морального вреда, хотя и в меньшем размере, чем требовал истец. Решение ответчиком, к сожалению, не обжаловалось.
Я привёл здесь этот пример только для того, чтобы показать, что суд на практике не различает «оттенки» признания ответчиком иска, а зря. Ведь ООО «Запад-Восток» является частным предприятием и увольнение работника по тому или иному основанию относится к компетенции его руководства: закон не запрещает работодателю в добровольном порядке улучшить условия увольнения работника по сравнению с первоначальными.
Тем более, закон не обязывает работодателя в обязательном порядке параноидально преследовать его за допущенный прогул (чего работодатель в рассмотренном случае и не делал). Вся ситуация представляет собой отношения двух частных лиц (хотя одно из них и имеет статус юридического лица). По этой причине приобретает существенное значение то обстоятельство, что одно из них вправе по своей воле выполнить требование другого, «закрывая глаза» на имевший место прогул. При этом сторона ответчика имела все основания не соглашаться с требованием о компенсации морального вреда, ведь вся пикантность ситуации состояла в том, что, с точки зрения предприятия, прогул имел место быть.
Однако суд не различает подобные оттенки, воспринимает желание бывшего работодателя улучшить положение бывшего работника как признание его (работодателя) «вины» и, ни в чём не сомневаясь, добавляет ответчику «довесок» в виде удовлетворения требований о компенсации «морального вреда». Налицо очевидные и очень неприятные следы «уголовно-процессуального сознания» в гражданском процессе. Получается, что признание иска едва ли не приравнивается к «признанию вины», которая, как известно, «царица доказательств». Отдельно я хотел бы подчеркнуть, что заключение мирового соглашения в этой ситуации вряд ли было возможно по многим причинам, включая немалую долю простого упрямства. Также я бы не взялся предсказывать исход дела, если бы ответчик «пошёл до последнего» в смысле непризнания иска. Допускаю, что дело могло бы решиться и в пользу ответчика.
Подчеркну: ключевым в данной ситуации является то обстоятельство, что у бывшего работодателя было право (а не обязанность) привлекать работника к дисциплинарной ответственности в виде увольнения за прогул. Статья 192 Трудового кодекса РФ содержит именно такую формулировку: «работодатель имеет право применить дисциплинарные взыскания». В этой ситуации добровольная отмена работодателем наложенного прежде дисциплинарного взыскания не является нарушением закона даже в том случае, если проступок имел место. И уж тем более странно связывать такие действия работодателя с признанием им своей «вины» или незаконности наложенного взыскания, ведь он находится в пределах своих полномочий, и при этом улучшает, а не ухудшает положение работника. Ограничение работодателя в таких действиях было бы чрезмерным публичным вмешательством в частные отношения.
Возвращаясь к приведённому примеру, мы видим, что в силу своей процессуальной «мягкотелости» ответчик получил «привесок» в виде расходов на компенсацию морального вреда, хотя, прояви он встречное «упрямство», законность наложения взыскания была бы доказана! Суд воспринял его позицию как «признание вины».
Тем не менее, судебная практика в данном вопросе, как мы видим, тверда по отношению к ответчику: или ты признаёшь иск (со всеми фактическими обстоятельствами, как бы причудливо истец их ни изложил) или полностью возражаешь (и лишаешь себя и, возможно, самого истца, возможности урегулировать материально-правовую часть спора, ведь истцу может не хватить доказательств).
Я считаю необходимым сделать вывод о том, что и признание иска в смысле статьи 39 ГПК РФ и признание обстоятельств в смысле статьи 68 ГПК РФ отягощены своей излишней привязанностью к концепции «объективной истины». Так, законодатель устанавливает, что «признание стороной обстоятельств, на которых другая сторона основывает свои требования или возражения, освобождает последнюю от необходимости дальнейшего доказывания этих обстоятельств». Но здесь же, словно испугавшись, делает оговорку против «сокрытия действительных обстоятельств дела или добросовестного заблуждения», как будто суд в силах по собственной инициативе превзойти стороны в сборе доказательств.
Закон оставляет за ответчиком право свободно признать иск. Но не делает явного различия между теми ситуациями, когда материально-правовые требования признаются одновременно с признанием фактических обстоятельств и теми, когда ответчик готов уступить притязаниям истца, но не признаёт фактической стороны дела.
Конечно, в соответствии со статьёй 198 ГПК РФ, «в случае признания иска ответчиком в мотивировочной части решения суда может быть указано только на признание иска и принятие его судом». Это несколько смягчает положение признающего иск ответчика и «затеняет» вопрос о признании им фактических обстоятельств. Я считаю, что в данном случает это было бы весьма верное решение.
Всё же, в том и в другом случае виден «уклон» гражданского процессуального законодательства в сторону публичности, что может в некоторых случаях не сочетаться с декларируемым ГПК РФ принципом диспозитивности. В сфере установления фактов осторожную позицию законодателя отчасти можно понять, ведь обстоятельства, установленные первой инстанцией (в том числе и установленные посредством согласия сторон), не только могут повлечь последствия согласно ч.2 статьи 61 ГПК РФ, но и повлиять на решения последующих инстанций по этому же делу. Однако вряд ли можно считать оправданной позицию, хотя и осторожную, но противоречивую и непоследовательную.
Ощутимые публичные тенденции в нашем гражданском процессуальном законодательстве вполне объяснимы с исторической точки зрения. Не стоит забывать, что наша судебная процедура во многом наследует советской. А мнение основоположников советской правовой традиции широко известно. Процитирую В. И. Ленина: «Мы ничего «частного» не признаем, для нас все в области хозяйства есть публично-правовое, а не частное. Мы допускаем капитализм только государственный, а государство, это — мы, как сказано выше. Отсюда — расширить применение государственного вмешательства в «частноправовые» отношения; расширить право государства отменять «частные» договоры; применять не corpus juris romani к «гражданским правоотношениям», а наше революционное правосознание…» (10).
Было бы странно, если ГПК, так недалеко ушедший от советского, легко позволял бы сторонам «вертеть» своими взаимоотношениями, укрывая при этом от суда какие-то обстоятельства. Ведь тем самым стороны лишили бы суд применить к их отношениям принцип законности в его буквальной публично-правовой ипостаси. Однако полному и окончательному воплощению принципа публичности явно препятствует право ответчика своевольно и немотивированно признать иск, лишив тем самым органы государственного принуждения возможности разрешить спор в соответствии только с законностью и революционным правосознанием.
Именно этим я склонен объяснять то, что вопросы, связанные с процедурой признания иска, отражены в законе весьма пунктирно: законодатель не считает нужным делать эту часть процесса подробной, прозрачной и в силу этого более привлекательной для сторон. Повышение привлекательности разного рода «признаний», полных или частичных, противоречило бы общей идее публичного вмешательства в отношения частных лиц.
«Рубка до последнего вздоха» в суде – это как раз и есть идеология государственного управления конфликтами на основе одного лишь принципа законности. Ведь, что бы ни делали стороны в этом случае, судья примет решение в соответствии с предписаниями закона, исходя из внутреннего убеждения. Она (эта идеология) противостоит любым попыткам урегулирования спора с учётом воли сторон. А признание иска выглядит у нас каким-то странным пережитком, который незачем даже подробно прописывать в законе.
Теперь, когда мы установили, что факт является «государственной собственностью», и разобрали некоторые последствия этого вывода, я хотел бы сделать ещё один поворот в наших рассуждениях. Предлагаю сконцентрировать внимание на том, что гражданско-правовой спор не всегда представляет собой противостояние двух частных интересов. Нередко частный интерес в суде противостоит публичному интересу, который находит своё представительство в лице различных государственных органов. Особенный интерес для нашей работы представляют такие дела, где установление факта является главным или единственным вопросом судебного разбирательства.
Пример №2:
Гражданка Н. обратилась в суд в порядке особого производства. Она просила установить факт её постоянного проживания на территории Российской Федерации на день вступления в силу закона №1948-1 от 28 ноября 1991 года «О гражданстве РСФСР», а именно 6 февраля 1992 года. В заявлении она указала, что признание данного обстоятельства установленным требуется ей для подтверждения гражданства Российской Федерации и последующего обращения в ФМС с целью получения паспорта.
Суд по собственной инициативе привлёк в качестве «иного заинтересованного лица» органы ФМС. В заявлении Н. они, разумеется, не фигурировали. Тем самым суд констатировал, что государственный орган имеет заинтересованность в этом факте. Я особенно подчёркиваю – именно в факте как таковом, взятом в отдельности от правоотношений, ведь, хотя заявительница и не скрывала того, для чего он (факт) ей требуется, но вопрос о выдаче паспорта на момент судебного разбирательства ещё не ставился.
Представитель ФМС настойчиво возражал против доводов Н., несмотря на наличие у заявительницы убедительных доказательств и отсутствие каких-либо материалов у ФМС. После удовлетворения требований Н, этот судебный акт был обжалован органами ФМС в вышестоящую инстанцию. Из любопытства я поинтересовался, чем именно вызвано такое активное противодействие, ведь публичный интерес состоит вовсе не в том, чтобы гражданке непременно отказали. В некоторых случаях публичные интересы вовсе не требуют, чтобы государство противодействовало гражданам в достижении теми своих личных целей. Мне был дан ответ, что такова позиция «вышестоящего начальства». Позиция состоит в том, чтобы возражать в суде против любых требований граждан.
Как мы видим, во втором случае «право государственной собственности на факт» получает другое выражение, чем в первом. Во втором случае оно проявляет себя в том, что суд привлекает государственные органы в качестве «заинтересованного лица» в некоторые дела особого производства. На первый взгляд, судебная практика таким образом констатирует, что публичный интерес присутствует непосредственно в сфере установления фактов, то есть даже тогда, когда гражданин ещё не успел физически обратиться в соответствующий государственный орган (в данном случае это ФМС) и не получил ни удовлетворения своим требованиям ни отказа в их удовлетворении. Однако отдельные детали свидетельствуют о другом: получается, что речь идёт не о публичных интересах, а всего лишь о бюрократическом (ведомственном) интересе того или иного органа.
В отечественной правовой культуре не укоренена точка зрения, что государственные органы являются профессиональными выразителями публичных интересов. В связи с этим приходится так часто слышать ссылки на «начальству виднее», на туманные «интересы государства» и «на всякий случай». При этом из второго примера хорошо видно, что государственные служащие обращаются с фактами ничуть не более ответственно, чем это делало бы любое физическое лицо. Различается только вектор приложения усилий, но никак не степень приверженности научно-обоснованным методам познания реальности. Решение в пользу Н., насколько мне удалось это для себя уяснить, было бы обжаловано в любом случае, какими могущественными ни были бы доводы в пользу его законности и обоснованности.
Ровно такое же впечатление оставляет большинство гражданских процессов, по которым государственный орган выступает в качестве ответчика. Признание иска со стороны государства в большинстве случаев представляется чем-то исключительным. Представители государства предпочитают «стоять до последнего» и возражать против иска даже тогда, когда доводы истца выглядят более чем убедительными.
Здесь я хотел бы сделать одну оговорку. Если рассматривать деятельность государственных органов как выражение публичного интереса, то такое поведение можно понять. Признание иска со стороны органа исполнительной власти как бы «выносит» судебную функцию за пределы собственно суда.
Признание иска согласно Гражданскому процессуальному кодексу РФ не может быть как-то оговорено и мотивировано. Следует учитывать, что госучреждение – ответчик обязано принимать решение отнюдь не в личных, а в публичных интересах, прошу простить мне невольный каламбур. При этом принятие решения государственным органом или органом местного самоуправления о признании иска безо всякой мотивации (я ещё раз подчеркну – такая мотивация просто не предусмотрена законом) как бы «передаёт» окончательное решение по гражданскому делу на усмотрение того чиновника, который уполномочен признавать иск от имени государства. Ведь в таком случае у суда почти не остаётся доводов для того, чтобы не удовлетворить иск против признающего его государства (а на самом деле действующего от имени государства уполномоченного органа или лица). Признание иска теоретически почти всегда влечёт его удовлетворение (а практически – всегда).
С моей точки зрения, такая «механика» существенно затрудняет признание исков государственными органами. Если бы такое процессуальное действие производилось бы «в открытую», то есть с «прозрачной», транспарентной мотивировкой, то, с одной стороны, суд мог бы дать оценку, насколько убедительно представители государства стоят на страже публичных интересов. С другой же стороны, я полагаю, что это уменьшило бы чиновничий страх в стиле «как бы чего не вышло». Открытое, а не закулисное обсуждение условий признания иска в данном случае хорошо противодействовало бы нагнетанию лишних и ненужных страстей и подозрений. Я подчёркиваю, речь в данном случае идёт только о государственных органах, выступающих в качестве ответчиков и поставленных перед вопросом о признании иска. Их отличие состоит в том, что они призваны защищать публичный интерес, и в силу этого их действия должны быть максимально понятны и «прозрачны». Те же лица, которые действуют в суде самостоятельно, от своего имени и в своих частных интересах, с моей точки зрения, не могут быть обязаны объяснять признание иска (хотя они и вправе это сделать, например, сделать какие-либо оговорки).
Можно предположить, что большая предсказуемость судебной практики могла бы повысить популярность обсуждаемого процессуального действия (признания иска). Однако обычный ответчик чаще всего воспринимает судебную практику опосредованно, через адвокатов. Предсказуемость судебной практики может повыситься только в глазах нашей профессиональной корпорации, поскольку именно мы в какой-то мере и участвуем в её формировании. Наивно было бы считать, что когда-нибудь обыватели, во всём своём множестве, смогут оценить все тонкости деятельности судебной системы. Это означает необходимость некоторого пересмотра смысла и методологии адвокатской профессии. Очевидно, что «рубка до последнего вздоха» часто не является лучшим способом урегулирования социального конфликта.
В завершение своей работы я хотел бы подробно остановиться на собственной позиции по теме статьи. Мне кажется, что законодатель напрасно полагает, что триада «отказ от иска – признание иска – мировое соглашение» сама по себе в достаточной степени охватывает все нюансы добровольного разрешения сторонами своих споров. В частности, признание иска ответчиком является самостоятельным и весьма ценным правом, использование которого могло бы позволить принимать вполне справедливые решения, да и здорово сократить сроки рассмотрения многих дел.
Для того чтобы повысить популярность этого процессуального права среди граждан и специалистов, полагаю, было бы целесообразно более подробно прописать в законе процедуру в ходе которой ответчик может признать иск. Капитуляция ведь чаще всего имеет свои условия, не так ли? Альтернативой же капитуляции является война, длительная и кровавая (хотя в нашем случае всего лишь дорогая и отнимающая у всех причастных лиц драгоценное время).
В частности, можно было бы предложить дополнить ч.4 статьи 198 ГПК РФ положением о том, что в случае признания иска и принятия его судом, в описательно-мотивировочной части решения не могут фигурировать никакие обстоятельства, которые не были признаны ответчиком. С моей точки зрения, это никак не нарушало бы интересы истца. В случае если истец заинтересован в установлении обстоятельств, например, для использования их в другом судопроизводстве в порядке ч.2 статьи 61 ГПК РФ, и он располагает достаточными доказательствами для этого, он может установить их и в последующих судопроизводствах.
Разумеется, при проработке условий, на которых возможно признание иска, следует учитывать разумный баланс интересов истца и ответчика. А вот буквально приравнивать признание исковых требований к признанию всех фактических обстоятельств, изложенных истцом в его заявлении, я считаю абсолютно нецелесообразным.
27.01.2015 года
Адвокат Некоммерческой организации коллегии адвокатов Хабаровского края «Форум»,
г. Хабаровск
Константин Владимирович Бубон
1 — Стоянов В. Д., Апаликов Н. С. «Пределы реализации права на признание иска ответчиком» \\ Судебная реформа и проблемы развития гражданского и арбитражного процессуального законодательства: Материалы международной научно-практической конференции. — Москва: РАМ. 2012 г.
2 — Там же.
3 — ч.3 статьи 68 ГПК РФ.
4 — ч.2 статьи 12 ГПК РФ
5 — ч. 3 ст. 68 ГПК РФ
6 — ст. 39 ГПК РФ
7 — К.В. Бубон, К вопросу о правовой категории «истина» в гражданском и уголовном процессе и ее месте в ряду правовых ценностей // «Адвокат», №5, май 2012 года
8 — Стоянов В. Д., Апаликов Н. С. «Пределы реализации права на признание иска ответчиком» \\ Судебная реформа и проблемы развития гражданского и арбитражного процессуального законодательства: Материалы международной научно-практической конференции. — Москва: РАМ. 2012 г.
9 — Все наименования в данной статье изменены автором, возможные совпадения случайны.
10 — Ленин В. И. О задачах Наркомюста в условиях новой экономической политики: Письмо Д. И. Курскому // Полное собрание сочинений. Изд. 5-е. Т. 44. М., 1964. С. 398
1. Конституция Российской Федерации
2. Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации.
3. Стоянов В. Д., Апаликов Н. С. «Пределы реализации права на признание иска ответчиком» \\ Судебная реформа и проблемы развития гражданского и арбитражного процессуального законодательства: Материалы международной научно-практической конференции. — Москва: РАМ. 2012 г.
4. Осокина Г.Л. Гражданский процесс. Общая часть. 2-е изд. Норма 2010.
5. Комментарий к ГПК РФ. 3-е изд. под ред. зам.пред. ВС РФ Нечаева В.И.
www.proza.ru